Текучая Башня
Как обычно, я провалился во сне. Это повторяется так часто, что стало уже привычным: вот так дома, оставляешь будильник поближе к подушке, давишь на экране пикселы, втихомолку предаваясь чорной меланхолии и морально готовишься завтра утром по темной улице, по морозу переть на работу. А потом закрываешь глаза и оказываешься черт-те-где. Весь целиком, хорошо еще когда раздеться не успел. А если успел, то как? Я раньше думал, это связано с погодой или временем года.
Там, куда я проснулся было холодно, почти так же как дома. Я сидел, привалившись к стене и наверное первый раз в жизни благодарил педколлектив за в хлам убитые нервы. Без ботинок, теплых джинс и флисового балахона я б сдох во сне от холода. А так сидел себе и смотрел, как в метре от меня пол разламывает трещина в ледяную бездну, и края трещины поднимаются вверх, образовывая оконный проем. А за окном ветер бросал в лицо страннику горсти песка пополам со снегом и где-то за горизонтом скрывались сложенные из глыб льда крепости и обитатели крепостей следили за непрошеными гостями темными глазами, лишенными зрачков, беззвучно раскрывали рты, помогая языку жестов. Я встряхнулся и встал, когда понял, что еще немного и я перестану чувствовать кончики пальцев рук и ног.
читать дальшеЯн чистил вареную картофелину туристским складным ножом, когда я съехал по стене, успевшей, впрочем, стать аркой, ему практически под ноги. Потолок арки поплыл одновременно вверх и в стороны и из обсидианового стал кафельным. Совсем как плитка на полу в буфете. Только где тот пол и где тот буфет, спрашивается. В той жизни, что наверняка текла наяву, нас с ним считали если не любовниками, то близкими друзьями, в действительности мы неплохо друг друга понимали и оттого не переваривали вообще. Но сейчас я был как никогда рад ему, а потому отряхивался молча, наблюдая движение кисти, кажется слишком крупной для худой и длинной руки.
- И как тебе тутошнее великолепие? Эшеру бы точно понравилось, - не дожидаясь ответа парень ухмыльнулся, показав гнилые зубы, и продолжил — я бы рад сейчас свалить к чертям, и, как минимум, оставить тебя, Касенька, без обеда. Но сама понимаешь, или поймешь скоро, что встреча с тобой на самом деле большая удача.
Видит бог, как только Ясь открыл рот, мне самому захотелось свалить куда подальше, и пусть бы он подавился своей картошкой.
Когда пол под нами сначала покрылся узорами инея, а после начал протаивать овальным пятном, как будто с обратной стороны кто-то приложил разогретую ложку, мы бросили все и побежали. Пол превратился в стену, потолок ушел куда-то далеко вглубь темного беззвездного неба, стена под нашими ногами вытянулась бескрайней ледяной равниной. Где-то плакали и молились на греческом невидимые женщины, стряхивали снег с широких рукавов, а перед нами, прямо по курсу в безумном танце сошлись пятеро сияющих крылатых существ. И только когда один из них упал и больше не поднялся, я понял, что мы с Яном увидели не танец, но бой. А потом я подскользнулся и растянулся на льду, поднявшийся ветер поволок меня вперед, кажется, я даже не сбавил скорости. Так, с бранью и воплями я пролетел еще сколько-то на животе по льду, впечатался во что-то твердое и отключился.
Очнувшись, я долго не мог пошевелить затекшими, и похоже порядочно отбитыми конечностями. И уж конечно не мог понять, с чего бы будильнику говорить со мной яновым голосом. Да, что бы этому долговязому делать у меня дома, я тоже не мог понять и с полминуты предавался философским размышлениям на эту тему. У будильника отчего-то оказался не только янов голос, но и его же длинная цепкая лапа. Лапа сгребла меня за шиворот и поставила вертикально, а голос добавил:
- Я понимаю, что эти летуны тебя впечатлили. Но как-то не думал, что ты решишь сама в них впечататься.
Я протер глаза и осмотрелся. Ледяной равнины не было и в помине, мы находились в круглой комнате со сводчатым потолком, опирающимся на нефритовую колонну, от которой меня собственно и оттаскивал Ясь. И только отойдя от колонны на пару шагов я разглядел, что именно ее составляет: те самые крылатые мечники, что сражались среди ветра и льда, но так и не завершили битву и, боюсь уже никогда не смогут этого сделать. Вслед за нашим движением комната начала изменяться, стала целиком облицованной бледным, почти прозрачным нефритом, в стенах прорезались одиннадцать створчатых дверей, но этим все и ограничилось. Мой спутник прошелся мимо всех по очереди, кривляясь, изобразил сплетницу, подглядывающую в замочную скважину и выбрал одну дверь. Распахнул и шагнул в проем. Я, не особенно раздумывая двинул следом.
После полумрака комнаты с нефритовой колонной серый дневной свет резал глаза. Обшарпанные стены кухни студенческого общежития показались чем-то совершенно неуместным и вместе с тем — невероятно родным. Вот уж не думал, что обрадуюсь зрелищу забитой раковины, двух лишенных конфорок газовых плит и перекошенной балконной двери. Около которой, между прочим, сидел на корточках незнакомый тип и деловито рылся в объемистом рюкзаке. Ян похлопал его по плечу и улыбнулся. Почти дружелюбно.
- О, какие люди собственной персоной. Кася, это Влад. Он наживается на ведьмах, эзотериках и прочих уфологах. Сколько его знаю — столько наживается. Влад, кого ты на этот раз вознамерился надуть?
Плотный чернявый тип пробурчал что-то в ответ, причем самой внятной фразой было предложение Яну катиться откуда пришел. Удивительно, но тот даже последовал непрошеному совету. Развернулся и шагнул к порогу, туда, где за дверями угадывались очертания недавно покинутого нами места.
В нефритовой комнате Ясь заговорил, будто продолжая какой-то свой старый спор, а я случайно оказался на месте его прежнего собеседника.
- Я был тот мудак, который предложил кучке нетрезвых визионеров одновременно увидеть Башню. Я слышал раньше, что текучая башня всегда появляется там, где ее ждут всем существом, но никогда особенно не верил в россказни приятелей Влада.
- Кого?
- Да вот бывают такие чудики, вроде тебя. Видят всякую чушь. А иногда чушь видит их. Только у тебя это сродни эпилепсии, никогда не знаешь где приложит...
- Я-то как раз знаю: когда бодрствую — не прикладывает.
- Один хрен. Они правда в этом какой-то свой особый кайф находят. Экспериментаторы, м-мать их.
- Что стало с остальными?
- Они теперь часть внутреннего пространства Башни. Нет, я не знаю, как их отделить, да и не уверен, что это еще можно сделать. Но попав внутрь я понял, что если правильно пройти тут все от начала и до конца, то все то ли застынет, то ли вообще исчезнет из вещного мира туда, откуда было призвано.
Ян сгорбился, опираясь на колонну и замолчал, уставившись под ноги. И вдруг заторопился, еще раз обошел все двери, мало не обнюхал каждую, тщательно осмотрел содержимое карманов, проверил нож. Схватил меня за руку и поволок. Дверь была третьей слева от той, что вела на «кухню» к владовой засидке. Я сначала обалдело хлопал глазами и скользил по полу следом, но у двери уперся и даже вспылил:
- Нет, ты совсем обалдел или только наполовину?
Но не получил никакого ответа, по крайней мере пока мы не пересекли порог и не оказались в светлом коридоре, до зубной боли напоминающем больничный кафельным полом и стенами, до половины выкрашенными в зеленый.
- Я не обалдел вообще, - внезапно ответил Ясь, как будто проснулся, - но я хотел, чтобы нефритовая комната подольше оставалась неподвижной. Ты запомнила, как из нефритовой комнаты попасть в «кухню»?
- Да, - практически на автомате ответил я. А что, у меня на самом деле хорошая память, она неоднократно выручала во время учебы хоть в школе, хоть на физтехе, - из комнаты с ангелами внутри зеленой колонны выйти в любую дверь так, чтобы та в которую вошел оставалась всегда за спиной и чуть слева. А что?
- А то, что там стационарный выход. Наружу, в вещный мир. Влад не станет хранить барахло там, где все в любой момент может уплыть, предварительно вывернувшись наизнанку. Он прячет у фундамента стремянку и попадает внутрь с козырька над входом.
За разговором мы миновали призывно темнеющую арку, предположительно ведущую на лестницу, а на деле — неизвестно куда, и чуть было не оставили позади наполненный жемчужным туманом провал. Ян скривился, у провала нам, по его мнению следовало разделиться: кто-то должен был в конце коридора подняться на следующий ярус, а кто-то — наоборот, спуститься ниже. Я нашарил в кармане десятирублевую монету. Новую. Предложил загадать кто куда пойдет, но в последний момент закашлялся и, забыв обо всем согнулся пополам. Естественно монета блеснула желтым боком и канула в туманную глубину. И конечно когда я проморгался, там где стоял Ясь колыхались жемчужные клочья. Ну не сволочь ли? Тьфу.
Таким образом мне достался коридор и неизвестное нечто в конце. Похоже мой приятель в чем-то действительно был прав, потому что с момента моего пробуждения у ледяной стены движение окружающего мира вполне зримо замедлилось и даже как-то утратило прежнее величие. Вот и мой путь теперь не изгибался, практически не менял цвет и форму, расцветающие на крашеных стенах цветы оттенка вареной свеклы не в счет. Я даже ни разу не возвращался назад, ведомый прихотью башни, что уже начинало настораживать. Я вспомнил, как Ясь бранился и спорил сам с собой о некоторых точках, посещение которых замедляет и, в будущем скорее всего останавливает течение башни и, похоже, меня впереди ждала одна из таких точек. Я задумался. Я, можно сказать, расслабился, а потому оказался совершенно не готов увидеть цель своего пути. Честно говоря не знаю, как можно быть готовым к тому, чтобы споткнуться о пирамиду запечатанных трехлитровых банок у стены. Внутри, за посеревшими затертыми этикетками, под мутным стеклом жили собственной необъяснимой жизнью глаза. Они иногда смаргивали, безостановочно перемещаясь. Банки стояли друг на друге в четыре яруса, переложенные разобранными до плоского картонными ящиками и верхний ярус почти доставал до нижнего края допотопного кондиционера, зачем-то повернутого воздухозаборником в помещение. Глядя на него я вдруг понял, что мне надо будет как-то взобраться на вершину пирамиды банок и просунуться сквозь створки кондиционера в вентиляцию. Я уговорил себя забраться наверх, я, наплевав на брезгливость натянул на ладони рукава балахона и попробовал расширить поросшее космами паутины и мха отверстие воздуховода. Чорт, я даже засунул внутрь вентиляционного короба голову и плечи и собирался ползти, пока не услышал голоса. Вопреки ожиданиям они не пели. Они не звали меня. Они просто были, и этого оказалось достаточно, чтобы я свалился на пол, и, как выражался один мой знакомый, «убежал с воплями».
Глаза в банках, голоса из трубы, страх — все это позволило домчаться в нефритовую комнату, не замечая ни расползающегося под ногами пола, ни пульсирующих стен, ни мягких отростков, образовавшихся на потолке и теперь методично исследующих пространство вокруг. Я метнулся к ближайшей двери, огибая колонну покрытую трещинами и мхом, и приземлился на спину Владу, спешно покидающему ставшее разом крайне негостеприимным помещение. Так мы и вылетели вниз, наружу, со второго этажа: туго набитый рюкзак, Влад и я. Последним, что оттуда я запомнил, была разбитая четырехконфорочная газовая плита, обрастающая чуть тронутыми ржавчиной железными лотосами. Вскоре Влад похлопал меня по плечу, предлагая посмотреть туда, в сторону Башни. Стены ее двигались, перетекали друг в друга, становились то кирпичными, то панельными, то сложенными из плитняка, окна пришли в движение, временами сталкиваясь и накрывая друг друга, переползали с места на место. Неизменным остался только контур девятиэтажного общежития, состоящего из двух соединенных низкой перемычкой корпусов. Все остальное заполняла собой Башня, заставляя здание изменяться по своей прихоти. Влад бранился сквозь зубы, а я наблюдал, как исчезает балкон от кухни, а окно зарастает красным выщербленным кирпичом, как прислоненная стремянка смешивается со стеной, чтобы проступить блестящим боком водосточной трубы на пару метров дальше от входа.
Не знаю, Башня ли, воплощаясь в вещном мире расплескала вокруг себя изменения, или, что куда более вероятно, это я окончательно помешался пребывая внутри. Но милицейский патруль, появившийся на звук криков и бьющегося стекла выглядел по меньшей мере странно. Я, как загипнотизированный, глядел на начисто лишенную глаз и волос голову лейтенанта, украшенную аметистом размером с голубиное яйцо, помещенным в циркониевую оправу. Двое помощников как раз догоняли его, и присмотревшись я растерял всякое желание излить душу блюстителям городского спокойствия, прически которых выдавали в них родственников небезызвестной Медузы. К счастью троица сперва заинтересовалась собирающим барахло Владом. А я малодушно дал деру. И не останавливался пожалуй еще квартала полтора — как раз до вечно безымянного кабака, где мы познакомились с Ясем лет восемь назад. Хорошее заведение. Удобное. Пять минут прогулочным шагом, хоть до дома, хоть до больницы. Я пошарил в карманах, скривился и дворами пошел домой, постаравшись по дороге примириться с необходимостью складываться втрое и пропихивать себя в форточку. А до того — еще и на второй этаж по козырьку над подъездом забираться.
А дома было все так же, только телефон с холодильника показал дату на пару дней позже. А в телефоне был шеф. Он интересовался, как так случилось, что он не видел меня уже двое суток, а я отвечал проникновенно и вежливо, что у меня загул, и что шефу наверно стоит попить таблеток для укрепления памяти, потому что он сам мне сверхурочные разрешил забрать выходными. И вообще учебный семестр уже два дня как закончился и в лаборатории могут сидеть в каникулы только психи вроде меня, но я уже давно доучился. Телефон булькнул коронным шефовым: «Хрен с тобой, Катерина, хоть его у тебя и не отросло. Как надумаешь из загула выйти — жду в лаборатории.» и отключился. Я переоделся, собрал деньги, распихал по карманам пару пакетов, повесил на шею цепочку с ключами и свалил в тот самый кабак. Пить.
Пребывая в глубокой задумчивости я обнаружил себя на полпути к холерной общаге, ставшей Башней, как раз перед дверями продуктового магазина. Точнее — спиной к дверям. В пакете, синем с невнятной белой надписью, до того лежавшим сложенным в кармане, позвякивала друг о друга пара бутылок темного пива, наружу торчал батон, а, судя по запаху, где-то на дне обретались еще полпалки сухой колбасы. Подкопченной. Между пятиэтажками как раз виднелся красноватый угол Башни, на расстоянии выглядевший настолько обыкновенным, что я усомнился, действительно ли видел все то, что видел. Подумав, я откупорил одну из двух бутылок и вот так, с пивом и пакетом двинулся вперед, выбрав Башню в качестве ориентира. Вблизи Башня имела вид совсем непритязательный, чисто общага, да еще и несколько лет как нежилая. Разрисованные стены, разбитые окна первого этажа, наглухо зашитая листами жести дверь. О том, что стало с идиотами, рискнувшими не только разбить окна, но еще и залезть внутрь, я решил не задумываться. Память и так услужливо подсовывала то плавучие глаза, то металлические лотосы на месте газовых конфорок, то прочую... обстановку.
Металл, закрывающий дверной проем был помят, пожеван и местами отогнут. Ровно настолько, чтобы внутрь мог протиснуться не слишком упитанный человек. Я просунул внутрь руку, уперся, расширил щель, попутно измазал рукав пиджака в ржавчине пополам с побелкой. Когда я спускал внутрь пакет с едой, кто-то цепко схватил меня за запястье. От неожиданности я выпустил полиэтиленовые ручки, дернулся, отступая на шаг от двери. Увидев, что меня держат исцарапанные женские пальцы, да и силуэт их обладательницы, вполне живой, угадывается по ту сторону двери, я свободной рукой вцепился в уже порядком погнутый жестяной «щит», ботинком уперся в остатки дверного косяка, чтобы вытянуть девицу наружу. Вскоре гвозди поддались, верхняя половина «щита» со скрежетом отделилась от деревянной рамы и повисла, согнувшись пополам. Я, не рассчитав сил, приземлился на пятую точку и, проморгавшись узнал в выбирающейся наружу девице янову невесту. Пока она отряхивалась, пыталась как-то поднять с щербатых ступенек меня, я смотрел на нее и все думал: «Ты-то что там забыла, внутри?» Видимо в какой-то момент я произнес это вслух, потому что Марта расплакалась и начала что-то сбивчиво объяснять.
- Черт... А ведь бутылка-то наверно разбилась. И пиво разлилось. Жалко, вдруг кто оттуда придет к выходу, а пива уже нет... - глядя под ноги медленно проговорил я и добавил — вообще-то я собирался в кабак, ты скорее всего теперь тоже туда собираешься. Идем.
И пошел в направлении кабака сам, не проверяя, идет ли она следом.
Вот чего я никогда не понимал, так это яновых пристрастий там, где дело касалось выбора подруг. Точно так же, по привычке, вслух, я не понял его намерения жениться на одной из них. Но вот сейчас я смотрел на нее растрепанную и заплаканную, и жалел ее где-то в глубине самого себя. А Марта захлебывалась словами, будто старалась как можно быстрее вытолкнуть из себя всю беспомощность и ужас перед текучей башней. Она говорила, что Ян уже полгода как пропал, и никто, даже родители не знают где он. И полгода розыска не дали никакого результата, ни в больницах, ни в моргах, нигде его не было. И что потом вдруг нашлась старая записная книжка, а внутри листок с телефоном одной из прежних яновых любовниц, которая вроде бы видела Яся последней и даже согласилась принять Марту на несколько дней у себя. Но по дороге Марта ошиблась домом и только когда за ней входная дверь, захлопнувшись за спиной, вросла в стену, девушка вспомнила, что несмотря на поздний час не увидела ни в этом доме одного освещенного окна. А потом она пыталась подняться по лестнице, но лестница почему-то потекла под ногами и застыла прозрачным темным стеклом, а из глубины к поверхности поднималось тело мертвеца, и у этого тела было спокойное яново лицо...
Уже на пороге гостеприимного заведения я вдруг понял, как меня бесят мартины слезы и все ее уверения в том, какой ее жених был замечательный и вообще. А то я не знаю, какой он. Я спрашивал себя: черт возьми, почему из нас двоих Башне поверила она, которая вроде бы его любит? Голос девушки так явно напоминал мне песни невидимых женщин, что оплакивали крылатых дуэлянтов на ледяной равнине, что я еле удержался от того, чтобы ее ударить. Или иначе сделать ей больно, сделать уже что угодно, лишь бы она замолчала. Но вместо этого я заказал две порции плова и много, очень много обжигающе-горячего имбирного чая, тоже на двоих. И, чтобы занять время, начал травить байки. Смешные и не очень. Разные. Про Яна, про меня, про жизнь, благо за время нашего с ним знакомства баек набралось достаточно. Вскоре Марта очнулась и попыталась меня прервать. На что я заявил, что пока я лично трупа не видел, считать именно этого своего знакомца мертвым отказываюсь. А потом - продолжил, пока нам не принесли рис. И питье, в которое, кажется, кроме имбиря щедро насыпали красного перца. Я со стуком поставил на стол перед девушкой ее тарелку и велел есть. И пригрозил еще, что если она откажется, ее порцию я вкормлю ей силой.
И только дома, спровадив Марту на вокзал и снабдив ее деньгами на обратную дорогу я признался себе, что все время с момента нашей с ней встречи я боялся одного: что из-за нее Ян станет, как он сам выразился «частью внутреннего пространства текучей башни», и чтобы убрать эту дрянь из вещного мира, туда придется идти мне.
11.01.11 — 23.04.11
и, на правах иллюстрации, музыка
В комментариях - еще одна иллюстрация