В общем болтали мы сегодня с дорогим другом
ingadar во вконташечной личке. Раскопали стремную сказочку еще времен легенд из предместий Исс-Тарры.
Слишком верныйДело это было еще в те дни, когда кроме Старших Стен других Белостенная не знала, когда выше выселок, что тянутся до самых Закатных Ворот, полноводная Тарра себе малых островов не намыла. Так рассказывают, стояла за дальними выселками одна усадьба, семья там жила. Рисовое поле свое держали. Дом большой стоял на двенадцать комнат жилых и еще под крышей места на пол-дома хватило бы. Семья, рассказывают, не из последних была: услужающих все из одних и тех же семей и на долгий срок нанимали. Да не только в саду да на поле работать, а еще и в доме хозяину с хозяйкой помогать.
Был в том доме над услужающими старший. Верно служил не один год и не два. Три раза по двенадцать лет прошло и четвертый раз начался, столько тот старший служил. Хозяин и хозяйка были довольны, приглашали старшего за стол, говорили речью для родственников. Так все шло. Рос на поле рис, горел в очаге огонь. Год за годом шли, пока в одни холода князь Зима приходил, на груди и на шее того старшего знаки оставил. Заболел тот старший и слег. А как слег, такой жар у него был, что никто ничего поделать не смог, даже городские колдуны отступились. А пока догорал тот старший, жар весь ум у него из головы выжег, одно только осталось: сильно тот человек хозяйский дом любил и все боялся, что хозяин нового человека найдет и наймет, а тот новый человек, пришлый, все на свой лад перекроит. Так тот старший и сгорел: жар и страх его быстро съели. А что не всего съели, малая малость, горелая косточка осталась, о том до поры люди не знали.
читать дальше?
Хозяин усадьбы горевал по прежнему старшему. сильно, малый траур объявил. Даже сам собрался, никого вместо себя не послал, сам коня оседлал, сам съездил в крепость, что в двух днях пути от Белостенной стояла, к людям, что Тех-Кто-Выше слышать умеют, сам приехал, серебра привез, чтоб один из тех людей согласился в усадьбу съездить и чтоб покойника проводил как должно. Но все однажды проходит и траур в той усадьбе прошел. А к исходу года хозяин усадьбы решил, что новый старший над услужающими нужен, никак без старшего не обойтись. Тут уж история не сохранила - чужого человека хозяин усадьбы нашел или кому-то из тех, кто прежде в младших услужающих ходил, повезло. Но как пришла пора Осенних Торжеств, в день середины осени назвал хозяин усадьбы нового человека старшим над услужающими в своем доме. Ключи от сундуков передал и тушечницу, только кисть пришлось новую взять, прежний старший так и умер, а кисти из рук не выпустил.
И дела дальше пошли, колесо года покатилось. Вот уже и Зимние торжества прошли, шумно было, много гостей в усадьбу съехалось. Шесть дней и еще шесть гуляли, праздновали и еще шесть дней по гости по домам разъезжались. Остался доволен хозяин усадьбы новым старшим, все тот запомнил, все как следует обустроил. А что не так, как прежний старший делал, так бывает и реки русло меняют, что о людском житье говорить. Да и среди услужающих в доме и в поле говорили, что новый старший строг, так про всех дельных старших такое говорят. Дни середины весны прошли, уже и рис посеяли, а тому новому старшему стало казаться, что кто-то чужой в доме ходит. Ходит и ходит, никто не слышит, но вещи со своих мест всякий раз поутру будто сдвинуты. И не просто так, а будто бы в те стороны, где при прежнем старшем все стояло. Новый старший посмотрел странные дела, посмотрел и отвернулся: и в доме, и в саду, и в поле было на что посмотреть.
Как ближе к Середине лета дни катились, так младшие услужающие сетовать стали: один день будто кто-то меж комнатами ходил, ширму уронил - треснула. Другой день будто кто под крышу поднимался, сундуки открывал, а закрыть - не закрыл и в ткани крыса забралась. Новый старший и на это долго смотреть не стал, обычное дело, что тут долго разглядывать: небось младшие услужающие меж собой поссорились, а теперь сваливают друг на дружку.
Как совсем близко Середина Лета подошла, собрались младшие услужающие и пришли к старшему, сказали - надо идти в город, городского колдуна звать, злая тень в доме завелась, злые сны насылает, люди с того спят плохо, все у них из рук валится. Одного не сказали, что все один и тот же сон видели: как ходил в тех снах по полю, от поля - к саду, от сада - к дому старший услужающий, а голову свою за собой следом за волосы тащил. Но и того, что сказали - старшему над услужающими хватило. Собрал всех младших услужающих и сказал, что если тому, кто дела своих кривых рук на тени сваливает, он сам, старший над услужающими, злее любой тени покажется. А после собрал тех, кто обычно в доме был - до самой Середины лета сад работать отправил, тех кто в саду - на поле, тех, кто в поле - выпороть велел, чтоб вместо работы свою вину на других валить неповадно было.
Так вышло, что в канун Середины Лета хозяин усадьбы собрал с собой родню и уехал. В доме один только старший над услужающими и остался. А как самый полден Середины Лета настал, вытекла из тушечницы тень чернее черного, по всем комнатам пронеслась, все что в комнатах стояло - со своих новых мест на прежние сдвинула. А после кинулась на нового старшего и оторвала голову. И еще двух человек из тех, кто на крики прибежал, насмерть загрызла.
Как еще три дня после Середине Лета прошло, возвращался хозяин усадьбы, издалека фонарей в саду зажженных не видел, да и в доме темно было и в очаге пусто. Да еще на краю рисового поля встретили его все младшие услужающие, сколько их было и давай отговаривать, чтоб хозяин усадьбы в дом сам не шел, а лучше кого в город послал. За колдуном. Говорят, тот хозяин усадьбы был человек неглупый. Посмотрел он на все, услужающих послушал, выбрал самого надежного, дал ему коня, чтоб тот в Белостенную добрался и колдуна нашел.
Колдун тоже мешать не стал, быстро собрался, на своем коне приехал. Долго ходил по полю, по саду ходил, в дом даже заходить не стал. Нечего, сказал, живым делать в доме, который два мертвых старших над услужающими поделить не могут. Долго еще потом меж людей того дома ходил, меж услужающих, меж садовых кустов. Хмурился, головой качал. Как обратно засобирался, так велел тот дом обложить соломой и вместе со всем, что внутри, сжечь. И еще сказал, что новый дом на этом месте не раньше, чем через три года построить можно будет. И то, что в саду растет, в пищу живым не класть, пока шесть лет не пройдет.
Говорят, хозяин той усадьбы услужающих распустил, а сам собрал родню и уехал. А как год прошел, так ту землю продал. А кому продал и что с ними потом было, того уже история не сохранила.