Пустыня

В этом странном городе на границе океана и песка пустыни я была безумна наполовину, то пребывая в себе и осознавая, что я делаю; то не в себе, наблюдая собственное движущееся тело со стороны. Я жила на окраине города в бывшем то ли дворцовом, то ли храмовом комплексе с остальными. Остальные - городские нищие, а может и просто химеры иногда даже похожие на людей, но чаще всего нет. Говорили, что иногда обитатели куполов (мы то есть) воруют человеческих младенцев и воспитывают у себя, и под жарким солнцем, от жизни в треснутых куполах, расписанных рыжей и коричневой глиной, от странной еды тела и души украденных человеческих детей изменяются и делаются подобны телам и душам жителей куполов. Может быть и меня когда-то украли, не знаю, я никогда не задумывалась об этом потому что была безумна.

В тот раз я была давно и крепко не в себеВ тот раз я была давно и крепко не в себе, а потому кучей цветного тряпья и позванивающих браслетов шаталась по городу, наверное иногда воровала еду и питье пользуясь памятью тела, это не волновало меня будучи естественным. Пила память тысячелетних стен, подолгу замирала на земле, повторяя телом тени сухих деревьев, распластанные на камнях. Разум мой, как и всегда в это время пытался постичь тайну куполов, где жили мы все и куда старались не подходить ни вельможи, ни простолюдины. В этот раз мой разум окончательно уверился, что когда-то давно, может быть в пору юности города, а может быть в пору юности пустыни здесь, на месте куполов были дворцы и храмы, но потом что-то произошло, как будто боги слепили все в один ком стен и крыш и утопили в землю по самые купола. А потом материал стен и крыш спекся в необычайно крепкий и твердый пористый камень, что давло поселившимся в треснутых куполах химеркам относительную прохладу летом и относительное тепло зимой, в сезон бурь. Мы сами в меру умения настелили пол и поселелись внутри. Изнутри куполов еще с тех, давних времен остались рисунки существ прекрасных, ужасающих в своей ярости и красоте. Высокие, крылатые, хвостатые и многорукие они смотрели на нас и улыбались. Мы считали их своими родичами и в меру умения рыжей и коричневой глиной рисовали их на куполах снаружи.

Отвлекшись от созерцания куполов мой разум заметил, что тело уже давно крадется за спиной странной женщины, находясь постоянно у нее за спиной так, чтобы она не видела. Я уже видела таких людей однажды, они приходят из сердцевины железного дерева на границе пустыни, но они бывают здесь редко и стараются выглядеть как обитатели города. Городской жрец говорит, у чужаков глаза на затылке, но у этой глаз на затылке не было. И если бы я была в себе, я ни за что не сумела бы догнать ее. Закованная в броню из черной кожи она оставила голову непокрытой и солнце пустыни сочло, что оскорблено такой непочтительностью. Женщине было все сложнее идти и нести черный сундук, с окованными металлом углами. Она начала останавливаться в тени стен и однажды села, точнее сползла по стене. Но, прежде чем потерять сознание она осторожно поставила на землю сундук, потом глаза ее закатились и она легла на землю. Все еще будучи не в себе я подобралась к ней близко-близко и замерла на краю тени, отбрасываемой сундуком и одновременно сапогами странной женщины и увидела, как сундук треснул наискось через всю крышку и из трещины выбрался младенец возрастом около года. Разум мой только молча удивился, глядя как я подхватываю младенца, снимаю с плеч шаль, заворачиваю ребенка и подвешиваю себе на спину, чтоб он качался как в люльке, а я могла быстро добраться домой.

Я пришла в себя карабкаясь по покатой стене большого купола наверх, к жилью. Я поняла, что будучи не в себе украла ребенка у странной женщины и теперь с этим ребенком пытаюсь добраться домой и меня охватил такой ужас, что я чуть было не свалилась вниз, где остались камни и сухое дерево. Я принесла младенца в свой купол и там собрались все, кто жил в куполе кроме меня и мы спорили. Половина была за то, чтобы найти женщину и вернуть ей младенца, потому что женщина большая, страшная и наверняка хорошо стреляет. Но у нас уже давно не было такого здорового и крепкого младенца, с тех пор, как сменился господин градоправитель в городе стало куда меньше нищих, а воровать детей у людей знатного рода - навлечь беду на всех, живущих в куполах. Свои же дети у женщин-химер всегда рождались редко и еще реже выживали. Одна из таких женщин сказала, что усыновит младенца потому что ей есть чем его кормить. Я зашипела на нее, потому что это я нашла и принесла такое сокровище, но у меня никогда не было собственных детей и я не представляла как с ними обращаться. Тогда я поела сама и уснула, и во сне снова была не в себе, но на этот раз тело мое было неподвижно, а разум блуждал по городу в поисках высокой страшной женщины. Но женщина уже обнаружила пропажу и металась по городу, сдерживая слезы и в своем горе стала понятной и перестала пугать. Мне было бесконечно жаль ее, так, что я, не просыпаясь, все еще не в себе выбралась на крышу жилого купола и запела оттуда песню жалости и собаки в городе откликались воем, а люди захлопывали ставни. На рассвете разум вернулся ко мне, но знание о матери украденного мной младенца так и осталось внутри него, не сумев обратиться в речь. И тогда проснулись старшие и мы с ними снова спорили до хрипоты, и в полдень одна старуха надела мне на шею амулет из перьев и головы рогатой змеи, чтобы временно привязать мой разум к телу и не давать им странствовать по отдельности. Я спустилась и напившись вволю страха пополам со спокойствием устроилась в тени разваленного дома, отмечающего границу между городом и нашим прибежищем и стала сматывать в клубок нитку следов странной женщины и ждать ее.